Диакон Андрей Кураев
Протоиерей Александр Шаргунов
 Протоиерей Василий Ермаков

Диакон Андрей Кураев
РОДИТЕЛЬСКАЯ СУББОТА

Одно из самых тягостных зрелищ на свете - поминки, совершаемые атеистами. Вот все пришли домой от свежей могилы. Встает старший, поднимает рюмку... И вот в этот момент все просто физически ощущают, что они что-то могут и должны сделать для того, с кем только что они простились. Молитва об ушедших - это потребность сердца, а не требование церковной дисциплины. Сердце требует: помолись!!! А рассудок, покалеченный еще школьными уроками безбожия, говорит: "Незачем молиться, некому и не о ком: небеса полны разве что радиоволнами, а от того человека, с которым мы жили еще три дня назад, не осталось уже ничего, кроме того безобразия, которое мы только что засыпали землею". И на лицах людей отражается эта внутренняя ошибка. И звучат столь ненужные слова: "Покойный был хорошим семьянином и общественным работником"...

Нас не было - нас не будет. Так не есть ли человек, чья жизнь нелепо мелькает меж двумя пропастями небытия, не более чем "покойник в отпуске"?.. Я умру, а мир останется полным, как новехонькое яйцо. Борис Чичибабин однажды дал безжалостно точное определение смерти, какой она предстает неверующему человеку: "Лишь мясо - в яму".

Как мало в жизни светлых дней,

Как черных много!

Я не могу любить людей,

Распявших Бога!

Да смерть - и та! - нейдет им впрок.

Лишь мясо в яму,

Кто небо нежное обрек

Алчбе и сраму.

Что люди выносят с кладбища? Что сам ушедший смог обрести в опыте своего умирания? Сможет ли человек увидеть смысл в последнем событии своей земной жизни - в смерти? Или и смерть - "не в прок"? Если человек перейдет границу времени в раздражении и злости, в попытке свести счеты с Судьбой - в Вечности запечатлеется именно такой его лик... Поэтому-то и страшно, что, по мысли Мераба Мамардашвили, "миллионы людей не просто умерли, а умерли не своей смертью, то есть такой, из которой никакого смысла для жизни извлечь нельзя и научиться ничему нельзя". В конце концов, то, что придает смысл жизни, придает смысл и смерти... Именно ощущение бессмысленности смерти делает столь тяжелыми и неестественными похороны атеистов.

   Для сравнения - сопоставьте ваше ощущение на старом кладбище, где покой людей сторожат могильные кресты, - с тем, что чувствует ваше же сердце при посещении советских звездных кладбищ. Можно с мирным и радостным сердцем гулять - даже с ребенком - по кладбищу, скажем,     Донского монастыря. Но не чувствуется мира на советском Новодевичьем...

В моей же жизни был случай прямой такой встречи. В 1986 году в пожаре Московской духовной академии сгорели пятеро семинаристов. Xоронили их на городском кладбище Загорска. И вот, впервые за десятилетия на это кладбище пришли священники - не таясь, в облачениях, с хором, с молитвой. Пока студенты прощались со своими однокурсниками, один из монахов отошел в сторонку и тихо, стараясь быть максимально незаметным, стал ходить среди соседних могил. Он кропил их святой водой. И было такое ощущение, что из-под каждого холмика доносится слово благодарности. В воздухе как бы растворилось обещание Пасхи...

Или вот иной пример неуничтожимости человека. Попробуйте, взяв в руки книгу, помолиться об ее авторе. Берете в руки Лермонтова - скажите про себя, раскрывая нужную вам страничку: "Господи, помяни раба Твоего Михаила". Прикасается Ваша рука к томику Цветаевой - вздохните и о ней: "Прости, Господи, рабу Твою Марину и приими ее с миром". Все будет прочитываться иначе. Книжка станет больше самой себя. Она станет встречей с человеком.

Пушкин (упокой, Господи, раба Твоего Александра!) среди обстоятельств, которые человека делают человеком, называл "любовь к отеческим гробам". Каждого человека ждет отправление "в путь всея земли" (Нав. 23,14). Не может быть вполне человеком тот, кого никогда не посещала мысль о смерти, кто никогда в тайнике своего сердца не повторял те слова, которые произнес преподобный Серафим Саровский: "Господи, как мне умирать будет?".

Событие смерти, ее таинство - одно из важнейших событий во всей жизни человека. И потому никакие отговорки типа "некогда", "недосуг" и т.п. не будут приняты ни совестью, ни Богом, если мы забудем дорогу к родительским могилам. Надеюсь, мы никогда не доживем до тех лет, когда "кладбища вообще должны быть уничтожены как рассадники всяких эпидемий".

Для восточного мистицизма тело человека - лишь тюрьма для души. По высвобождении - сжечь и выбросить. Для христианства тело - храм души. И верим мы не только в бессмертие души, но и в воскресение всего человека. Потому и появились на Руси кладбища: семя бросается в землю, чтобы с новой космической весной взойти. По слову апостола Павла, тело - храм духа, живущего в нем, а, как мы помним, "и храм поруганный - все храм". И потому тела дорогих людей у христиан принято не бросать в огненную бездну, а класть в земляную постель...

Перед началом и в дни Великого поста, перед тем, как мы делаем первый шаг навстречу Пасхе, звучит под сводами храмов слово нашей любви ко всем тем, кто прежде нас шел дорогой жизни: "Упокой, Господи, души усопших раб Твоих!". Это - молитва обо всех, ибо, по замечательному слову Анастасии Цветаевой, "тут только есть верующие и неверующие. Там - все верующие". Теперь они все видят то, во что мы только веруем, видят то, во что когда-то они же запрещали веровать нам. И, значит, для всех них наше молитвенное воздыхание будет драгоценным даром.

Дело в том, что человек умирает не весь. В конце концов еще Платон спрашивал: почему, если душа всю жизнь борется с телом, то с гибелью своего врага она должна сама исчезнуть? Душа пользуется телом (в том числе и мозгом и сердцем) - как музыкант пользуется своим инструментом. Если струна порвалась - мы уже не слышим музыки. Но это еще не основание утверждать, что умер сам музыкант.

Люди скорбят, умирая или провожая умерших, - но это не есть свидетельство о том, что за дверью смерти только скорбь или пустота. Спросите ребенка в утробе матери -желает ли он выходить оттуда? Попробуйте описать ему внешний мир - не через утверждение того, что там есть (ибо это будут реалии, незнакомые ребенку), а через отрицание того, что питает его в материнском чреве. Что же удивляться, что дети, плача и протестуя, приходят в наш мир? Но не таковы ли скорбь и плач уходящих?

Лишь бы рождение не сопровождалось родовой травмой. Лишь бы дни подготовки к рождению не были отравлены. Лишь бы не родиться в будущую жизнь "извергом".

Мы вообще, к сожалению, бессмертны. Мы обречены на вечность и на воскрешение. И как бы нам ни хотелось прекратить свое существование и не нести наши грехи на Суд - вневременная основа нашей личности не может быть просто унесена ветром времени... "Xорошие новости из Иерусалима" состояли в том, что качество этого нашего приснобытия может стать иным, радостным, бессудным ("Слушающий слово Мое (...) и на суд не приходит, но перешел от смерти в жизнь" - Ин. 5,24).

Или непонятно, что такое душа? Есть ли она? Что это такое? - Душа - это то, что болит у человека, когда все тело здорово. Ведь говорим же мы (и ощущаем), что не мозг болит, не сердечная мышца - душа болит. И напротив - бывает, что при муке и скорби что-то в нас радуется и чисто поет (так бывает с мучениками).

"Смерти нет - это всем известно. Повторять это стало пресно. А что есть - пусть расскажут мне..." - просила Анна Ахматова. О том, "что есть", и говорят родительские субботы, восходящие к празднику Успения. Праздник... Но это ведь день кончины Богоматери. Почему же - праздник?

А потому, что смерть не есть единственный способ кон-чины. Успение - антоним смерти. Это, прежде всего - несмерть. Два этих слова, различающихся в языке любого христианского народа, означают радикально противоположные исходы человеческой жизни. Взращивает человек в себе семена любви, добра, веры, всерьез относится к своей душе - и его жизненный путь венчается успением. Если же разрушение он нес себе и окружающему миру, раной за раной уязвлял свою душу, а грязь из нее, неухоженной и заросшей, выплескивал вовне - конечный, смертный распад завершит его прижизненное затухание.

Отныне (в смысле - со времени воскресения Xриста) образ нашего бессмертия зависит от образа нашей любви. "Человек поступает туда, где ум имеет свою цель и любимое им", - говорил преподобный Макарий Египетский.

На иконе Успения Xристос держит на руках младенца - душу Своей Матери. Она только что родилась в Вечность. "Господи! Душа сбылась - умысел Твой самый тайный!" -можно было бы сказать об этом миге словами Цветаевой. Душа "сбылась", исполнилась - и в слове "успение" слышатся отголоски не только "сна", но и "спелости" и "успеха".

"Время умирать" (Эккл. 3,2). Может быть, самое разительное отличие современной культуры от культуры христианской - в неумении умирать, в том, что нынешняя культура не вычленяет в себе это время - "время умирать". Ушла культура старения, культура умирания. Человек подходит к порогу смерти, не столько стараясь всмотреться за его черту, сколько без конца оборачиваясь назад и с ужасом вычисляя все разрастающееся расстояние от поры своей молодости. Старость из времени "подготовки к смерти", когда "пора о душе подумать", стала временем последнего и решительного боя за место под солнцем, за последние "права"... Она стала временем зависти.

У русского философа С. Л. Франка есть выражение -"просветление старости", состояние последней, осенней ясности. Последняя, умудренная ясность, о которой говорят строки Бальмонта, вписанные "современностью" в раздел "декадентства":

День только к вечеру хорош.

Жизнь тем ясней,чем ближе к смерти.

Закону мудрому поверьте -

День только к вечеру хорош.

С утра уныние и ложь

И копошащиеся черти...

День только к вечеру хорош.

Жизнь тем ясней, чем ближе к смерти.

Здесь приходила к человеку мудрость. Мудрость - это, конечно, не ученость и не энциклопедичность, не начитанность. Это - знание немногого, но самого важного. Потому-то к монахам - "живым мертвецам" (при постриге как бы умершим для мирской суеты и поэтому ставшим самыми живыми людьми на земле) - и ездили энциклопедисты за советом. Гоголь и Соловьев, Достоевский и Иван Киреевский, лично беседовавший с Гегелем и Шеллингом, своих главных собеседников нашли в Оптиной пустыни. Потому что здесь разговор шел "о самом важном". Самым важным Платон - отец философов - называл вот что: "Для людей это тайна: но все, которые по-настоящему отдавались философии, ничего иного не делали, как готовились к умиранию и смерти".

В середине нашего века константинопольский Патриарх Афинагор Первый так говорил о времени умирания: "Я хотел бы умереть после болезни, достаточно долгой, чтобы успеть подготовиться к смерти, и недостаточно длительной, чтобы стать в тягость своим близким. Я хотел бы лежать в комнате у окна и видеть: вот Смерть появилась на соседнем холме. Вот она входит в дверь. Вот она поднимается по лестнице. Вот уже стучит в дверь... И я говорю ей: войди. Но подожди. Будь моей гостьей. Дай собраться перед дорогой. Присядь. Ну вот, я готов. Идем!"...

Помещение жизни в перспективу конца делает ее именно путем, придает ей динамику, особый вкус ответственности. Но это, конечно, лишь если человек воспринимает свою смерть не как тупик, а как дверь. Дверь же - это кусочек пространства, через который входят, проходя его. Жить в двери нельзя - это верно. И в смерти нет места для жизни. Но есть еще жизнь за ее порогом. Смысл двери придает то, доступ к чему она открывает. Смысл смерти придает то, что начинается за ее порогом. Я не умер - я вышел. И дай Бог, чтобы уже по ту сторону порога мог я произнести слова, начертанные на надгробии Григория Сковороды: "Мир ловил меня, но не поймал".

Протоиерей Александр Шаргунов
Троицкая родительская суббота
Всенощное бдение 16 июня 2000 года
Царство Небесное, вечная память всем, за кого сегодня Святая Церковь накануне праздника Пресвятой Троицы приносит свою молитву - о всех от века почивших православных христианах, всех сподобившихся крещения во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, всех, кто по превечному замыслу Божию должны быть в славе Божественной со всеми святыми. Мы приносим наши молитвы, вверяя души наших близких милосердию Божию, ищем заступничества у Божией Матери и всех святых - тех, кто уже достиг той жизни, для которой создан человек. Мы всех стараемся включить в нашу молитву - и тех, кого мы вспомнить не можем, потому что просто не знали их, и тех, в особенности, за кого некому помолиться здесь на земле, как за наших близких. И хотя наша молитва, конечно же, несовершенна, как несовершенна наша любовь, но она все же имеет большое значение. Это самое главное, что сейчас совершается в мире, самое важное дело из всех, какие только могут быть.

Когда мы выйдем из храма, мы постепенно погрузимся в свои обычные заботы и труды, и память об этих усопших людях как бы уйдет от нас. И кажется, что это естественно для нашего несовершенства, для всего, что с нами происходит здесь в земной жизни. Но есть вечная память - память, которая принадлежит Богу и которая никогда не перестает. И как бы ни была неглубока наша молитва, наша надежда всегда заключается в том, что Бог присутствует в этой молитве, и Бог знает, как углубить любовь тех, кто молится. Он открывает нам тайну Церкви, когда мы молимся за всех словами: «со святыми упокой».

Когда происходит прославление святого, совершается необыкновенное. Один человек рассказывал мне, как он был на прославлении священномученика Илариона, и как в тот момент, когда Церковь последний раз пела: «со святыми упокой», прежде чем торжественно пропеть величание новопрославленному святому, ему дано было узнать, что весь храм заполняется Божественной благодатью, святостью Божией, той новой жизнью, для которой создан человек, которая у Самого Бога. Молитвы Церкви приняты - этот человек святой. И остается только возвестить Церкви и всему миру о святости его. И мы в такой же надежде молимся о всех праведниках, чтобы Господь упокоил их со святыми. Может быть, не будет им такого прославления, как великим угодникам Божиим, но всякий раз, когда среди наших записок мы встречаем имена людей, которые угодили Богу и приняли достойную христианскую кончину, мы знаем, что соединяемся с этими людьми сокровенным, таинственным образом. И они уже имеют власть ходатайствовать за нас перед Богом, и Бог дает нам каплю благодати, когда наша молитва истинна. Каплю той благодати, которая идет от океана благодати, когда прославляются великие святые, когда мы сподобляемся участвовать в этой тайне молитвы Церкви.

Но в то же время Церковь призывает нас, если мы действительно хотим быть причастными Христовой любви, с не меньшей заботой ходатайствовать о людях грешных. В этом и заключается жизнь Церкви. Святые отцы говорят нам, что горе будет миру, если христиане отвернутся от него, - мир погибнет. И горе будет всем усопшим без должного покаяния, если мы перестанем за них молиться. И горе будет нам, потому что мы не узнаем, что такое любовь Христова - мы никогда не достигнем ни Бога, ни одного человека. Потому что это одна и та же любовь, и обращена она ко всякому без исключения человеку.

Преподобный Силуан Афонский восклицает: «Не говори: "сам виноват", или сердце у тебя железное? - но в раю железо не нужно». Семя фарисейства, о котором предупреждает Христос, постоянно угрожает нашей жизни, и оно будет исторгнуто с корнем только при конце истории, когда все раскроется до конца, и мы все предстанем пред Богом. Вот тайна, которую открывает нам сегодня Церковь: Бог останавливает взгляд на том, кто не хотел смотреть на него, и вверяет его любви того, кто молится. И тому, кто молится, дается от Христовой любви, в нем зажигается свет благодати, и он начинает видеть, что Бог не перестает любить этого как будто уже навеки погибшего человека.

Нигде, как в молитве за усопших, не открывается нам тайна того, что наша любовь рождается от Божественной любви. И чем больше мы молимся, чем чаще мы молимся, чем постояннее мы молимся, тем больше возрастает наша любовь к Богу и к другому человеку, при условии, если наша молитва связана со всею нашей жизнью. И чем большую мы имеем любовь к какому-то одному человеку, тем большее в нас возрастает желание молиться за всех людей. Чем ближе человек к Богу, тем большее в нем противостояние лжи и греху, и тем большее число людей включает он в свою молитву. Вот тайна непрестанного плача преподобного Силуана Афонского о спасении всего человечества. Кто по-настоящему молится, узнаёт, что каждый человек является самым драгоценным для Бога. Что у Бога все живы и что любовь воистину побеждает смерть. И он узнаёт тайну Церкви, день рождения которой мы будем праздновать уже завтра на всенощной. Ему открывается - что есть Бог и что есть человек, что Бог помнит вечной памятью каждого из нас и здесь на земле, и в вечности. Аминь.

Божественная Литургия 6 июня 1998 года
Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.

Сегодня вечером у нас будет служба Пятидесятницы, и завтра после поздней литургии впервые мы преклоним колена перед Богом Живым, перед Пресвятою Троицею и будем молиться о прощении наших грехов и о том, чтобы Господь упокоил в жизни вечной всех прежде усопших отец, братий и сестр наших. Эту службу предваряет сегодняшняя Троицкая родительская суббота. Святая Церковь напоминает нам, что Царство Божие - это не то, куда мы придем после того, как умрем. Она говорит, что Царство Божие пришло к нам - не мы пришли к этому Царству, а оно к нам пришло. Бог и небо, и вечная жизнь к нам пришли - вот что будет означать наша коленопреклоненная молитва, и вот что означает наша жизнь в Церкви. Ради этого и создан человек. Эта вечная жизнь есть любовь, и мы можем любить, потому что Бог первым возлюбил нас. Не мы Его возлюбили, а Он нас возлюбил, и потому мы можем любить Его и друг друга, потому что Он дал нам эту новую жизнь. Никто и ничто не может отнять от нас этой вечной жизни, потому что она означает такую любовь Божию, которая совершила сошествие с небес Сына Божия, Его приобщение всему пути человеческому от рождения до смерти. Его Крестная смерть, Его воскресение, Его вознесение и ниспослание даров Духа Святого на всякую плоть человеческую, принимающую дар новой жизни, и есть любовь, которую невозможно одолеть - это вечная жизнь, которая нам дается Господом. Мы призываемся быть причастными этой вечной жизни. Мы перешли от смерти в жизнь, потому что любим братьев своих. Даром Христа, Его откровением, Его благодатью научаемся мы этому. Не любящий брата своего пребывает в смерти, во тьме, во аде - и в вечности и здесь, на земле. Мы не можем, не имея Христовой любви, помочь отсюда тем, кто находится там, ни они не могут помочь нам, если они не достигли этой любви. Велика эта любовь и глубока, и глубины ее неисследимы. В Синаксарии сегодняшнего дня рассказывается о преподобном Макарии Великом, как он увидел в пустыне человеческий череп, и молитвою - даром Духа Святого - вызвал душу умершего, который когда-то был языческим жрецом. И тот сказал, что находится во тьме несветимой, в страшных адских муках. На вопрошание преподобного, бывает ли таким душам какое-либо облегчение, он ответил: когда вы молитесь в Церкви, особенно, когда совершаете Евхаристию, мы начинаем понемногу видеть друг друга. Это значит, что свет Христов, Его любовь, которая присутствует в святых Христовых Тайнах, даруется не только нам - верным, не только тем усопшим, кто жил истинной верой, но и всему роду человеческому, даже тем, кто пребывал в страшном заблуждении. Мы помним слова святителя Иринея Лионского: «Наше учение согласно с Евхаристией, и Евхаристия в свою очередь подтверждает наше учение». Только там чудесно действенна Евхаристия, где Церковь в неповрежденности хранит чистоту исповедания. Что можем мы сделать для тех, кто умер без покаяния и без веры, и даже, может быть, не сподобился святого крещения? Мы должны сохранить нашу веру и участвовать в таинствах Церкви - ради нашего собственного спасения и спасения наших близких. И при этом не забывать, что для верующих требуется верность Христову дару. Тот же языческий жрец сказал, что есть еще горшее страдание: когда те, кто был запечатлен таинством святого крещения, принял благодать Духа Святого от Господа, но попрал ее своею жизнью, - находятся в несравненно более страшных огненных безднах. Однако и здесь любовь Божия не прекращается. Один молодой человек рассказывал, как в период, когда он делал только первые шаги к Церкви, и нуждался в утверждении своей веры, ему было видение его бабушки (как потом он узнал, это был день ее кончины). Он увидел ее в страшном огне - ее руки, ее фигуру, все ее существо, обращенное к нему с предельной мольбою о помощи. Она сказала: «Молись за меня, и молись еще за другого человека, который находится в таких же страданиях. Его зовут Нифонт». Он даже не знал, что существует такое имя. Самое удивительное, что эта мольба души, находящейся в аду, о помощи другому человеку была такой же, как мольба о собственном спасении. И я знаю еще рассказ другой женщины, как ее покойная мама явилась ей и просила отпеть некую Татьяну, которая находится вместе с ней. Она немедленно отправилась в ближайшую церковь, и священник, внимательно выслушав ее, совершил отпевание. Мы видим, что люди, которые попали в плохое место за то, что они не имели любви к Богу, тем не менее, оказываются способными на сострадание к другому человеку, на ту любовь, которую они не сумели явить здесь, на земле. И значит, не все потеряно для них, если о другом они молятся, - не так, как мы часто молимся, слишком поверхностно, - а как о себе. Значит, есть на что в них опереться Господу, и Он может все изменить. И поэтому Господь так ждет наших молитв. Он умоляет, чтобы мы молились за этих людей, Он требует, Он предупреждает, что спросит с нас за каждую душу - как мы молились за них. Но эта любовь в истинном ее проявлении всегда означает для нас приобщение благодати Духа Святого, о даре которого мы будем молить завтра Господа во время коленопреклоненных молитв. О даре, стяжание которого является единственным смыслом нашей жизни, по слову преподобного Серафима Саровского, о той любви, которая открывает нам лицо Бога и лицо другого человека, и дает нам понять, что жизнь - это радость, и для радости истинного общения с Богом и другими людьми создан человек.

Да будет дано нам узнать эту любовь Божию к человеку, принять хоть каплю этой благодати, чтобы и у нас была радость, которая является несомненным свидетельством, что все может перемениться. Не какая-то смутная радость, смутная мечта о чем-то, принятие желаемого за действительное, а та радость, о которой слово Божие говорит: «Готово сердце мое, Боже, готово сердце мое». Оттого что нас коснулась истинная жизнь, мы готовы начать жить по-другому, готовы ко всякому беспощадному по отношению к греху усилию, к любому ради этой жизни труду и конкретным поступкам. На всякое время и на всякий час мы должны жить памятью об этом единственном смысле жизни, об этой благодати, этой радости, этой любви. Только по этому можно определить, где мы находимся по отношению к близким нам людям, ко всем, за кого мы молимся. Только так мы на самом деле участвуем в их вечной судьбе. И в нашем собственном спасении. Только так происходит наше приобщение вечной памяти Божией о каждом человеке. «Со святыми упокой», - молит верно, непоколебимо святая Церковь. «Со святыми упокой» - вот смысл сегодняшнего праздника, предваряющего великий праздник Пятидесятницы. Чтобы и они, усопшие, и мы были святыми - теми, кто причастен радости Духа Святого, любви Господней. Аминь.

Протоиерей Василий Ермаков
ТРОИЦКАЯ РОДИТЕЛЬСКАЯ СУББОТА

Во имя Отца и Сына и Святого Духа! Мы собрались накануне великого праздника Святой Троицы, когда во всей полноте Господь нам явил великую свою Божественную Милость – мы исповедуем Бога Отца, Бога Сына и Бога Духа Святого. Не случайно накануне Троицы совершается по церковному уставу поминовение наших усопших, чтобы мы это благодатное, святое время провели в молитве, в Доме Божьем, но не на кладбище, как было во время советчины, когда в церковь было запрещено ходить, и храмов было мало, а помянуть родных надо – и мимо церкви шли ваши матери, бабушки, нагруженные корзинами, что там было – скромно, а водка была, самое главное. Потому что мужье ваше – никогда бы не пошли поминать, коль она не даст остаканиться, помянуть родных. И вот они там резались на траве, сидели, водку пили, уже кто-то песни поет, где-то разборки начинаются, то есть происходило полнейшее осквернение наших дорогих могилок. Мы их украшаем богатыми надгробиями, а молитвы? – помолиться забываем. Он считает – я пред родителями искупил вину, посидел, повздыхал, повернулся, – даже не перекрестился – и ушел.

Это не любовь к почившим. Праотцам надо молиться, потому что в молитве мы получаем от Бога все, это лестница, которая ведет к нашим умершим родным. Знайте и помните – они все видят, они о себе напоминают. Потому что они отошли, умерли без Бога, без покаяния и напоминают вам, чтобы вы, дети, внуки, не забывали церковь-то, а поминали их не стаканом водки, не куском закуски, а молитвой. Прийти и помолиться, отстоять панихидку, написать записочку. Вы поймите, что стоит четыре раза в году помянуть их, ну, день Ангела – пятый? Ну что стоит? Ничего не стоит. Вот эта наша жестокость, вот это наше нерадение, вот это наше циничное отношение к усопшим, когда мы забываем о них помолиться. И никто из вас не должен говорить, что мы не знаем, мы не понимаем. Извините, ребята и девчата, Церковь в России существует тысячу лет, есть закон церковный – вы должны знать и интересоваться, чем же живет Церковь сегодня, чего она собирает своих детей под крышу Храма – Дома Божьего, для чего? «А мы не хотим, вот улица сказала – не надо», – и пошли, и поехали, забывая общеобязательную сторону нашей жизни.

Пока мы живы, пока мы ходим по земле – наш долг молиться за родных, прийти, поставить свечку, отслужить панихиду, постоять вместе с нами, в этом Доме молитвы, попросить у Бога, чтобы Господь и нам, живым, дал крепость, и усопших помянул. Тогда, поймите, – они вас беспокоить и не будут, не будут во сне являться. А как помолишься, вспомнишь имена родных – и на душе так спокойно, так радостно, так ясно ощущается благодать молитвы, личной молитвы, сыновней. Так и вы: держитесь ближе к храму, ближе к Церкви, приходите помолиться.

Повторяю, тогда они будут радостны, спокойны, и в трудную минуту жизни они нам всегда помогут. Почему и есть забытое нами наставление, что молитва матери со дна моря достанет своих детей, потому что вам, матерям, дана великая, всемогущая сила, Богом данная, здесь, на земле, помогать своим детям. Вот почему они, ваши мамы, являются – им сверху видно все, куда мы пошли, какой дорогой, о чем мы думаем, с кем мы встречаемся, с кем мы общаемся, какие плохие дела мы делаем, напоминая о том, что за все надо платить, за все, что мы делаем, живя на Земле, будет воздаяние. И они говорят: «Тебе трудно, сынок, трудно, так ты не ищи совета у своих друзей, приятельниц, а иди в церковь-то». А когда они к вам являются, они вам напоминают об этом, потому что сами в послевоенное время, вас еще не было на белом свете, забыли дорогу к Храму. Чтоб вы не повторяли ошибок своих родных. Не повторяли. И никто из вас не может сказать, что я не знаю, я не умею молиться. А скажет, по правде: «Я не хочу, я не желаю молиться, это мне не надо, нет времени».
Вот и завтра уже наступает праздник Троицы, после Троицы – вперед, до Успения – на дачу, смотрите только, чтобы клещи не заели, закрывайте головку-то свою. А завтра надо обязательно прийти помолиться, коленопреклоненно выслушать все молитвы, в которых поминаются и усопшие наши родные, чтобы здесь, во всей мощи духовного праздника попросить у Бога благодати на дальнейшую жизнь. Ведь праздник Троицы только раз в году бывает, поэтому Церковь и зовет нас, чтобы мы не прошли мимо этого праздника, чтоб не отсиживались где-то с водкой.

Слава Богу, теперь по-другому. Посмотрю завтра, есть еще отдельные личности, а вы-то должны быть в храме Божьем. А на кладбище можно сегодня зайти, можно зайти в понедельник, а завтра – день молитвы, а потом и отдохнуть по телу, когда устали. Так что завтра жду вас, родные, поклониться, помолиться коленопреклоненно, чтобы преклонить немножечко свою головку и испросить у Бога благодатной помощи на дальнейшую нашу жизнь, потому что жизнь, вы видите, очень сложная, очень напряженная – где-то горит все, где-то холодно, где-то кого-то заливает. Вы смотрите – Богу надо молиться и у Бога всегда надо искать помощи, о чем нам напоминают, как я уже сказал, и наши усопшие родные, ведь они живы. Так вот, родные, поймите сущность дня сегодняшнего и дня завтрашнего: ближе к Богу, подальше от толпы, молитесь, и Господь нас сохранит. С Богом!
14 июня 2003 года